– Я ему утону! – взъелся норманн. – Мы поединок не закончили!

Гисборн сплюнул, огляделся и, увидев лежащую возле сходен когга, команда которого с интересом наблюдала за происходившим на берегу спектаклем, канатную бухту, схватил один конец толстой веревки, размотал ее и бросил Дугалу, в очередной раз появившемуся на поверхности воды. Вместе с двумя окликнутыми и подбежавшими стражниками Гай вытащил ухватившегося за канат шотландца, и когда тот, мокрый и тяжело дышащий, перевалился грудью на пристань, заметил вполголоса:

– Хоть помылся…

Сэр Мишель подошел к сидящему на досках причала Мак-Лауду, выставил перед собой клинок и упрямо заявил:

– Сдаешься? Или давай дальше биться!

– Отвяжись, – поморщился Дугал, прокашливаясь и плюясь грязной водой. – Меч утонул. Если вытащишь – подеремся… А я на воду больше смотреть не могу!

– Ага, – неожиданно Гай ткнул Мишеля кулаком в бок, заставляя отвлечься от шотландца. – Ты посмотри, кого твой оруженосец сцапал! Здравствуйте, мэтр Уильям!

Гунтер, по-прежнему крепко державший Лоншана за ворот, выглядел совсем не радостно. Деньги, вернее, камушки, взял, а не отпустил, хотя совсем не обещал этого делать.

Бывший канцлер, низенький и большеголовый, смотрелся в своем черном платье убого и жалко. Губы дрожали, волосы растрепались, а на лице выражалась смесь злости и ужаса, причем непонятно, чего больше боялся Лоншан – смерти телесной или церковного интердикта, означавшего гибель души.

Зато как радовался новый начальник стражи гавани, которому Гунтер успел разъяснить, кого именно выловили в подчиненном дуврскому констеблю порту! Вести из Лондона о свержении канцлера дошли до Бертрана Ланкастера еще вчера, равно как и приказ Джона задержать прежнего любимца короля. Главный стражник, едва узнав, кто находится у него в плену, послал за констеблем…

В каждом уважающем себя порту Европы имеется виселица, используемая для наказания пиратов, грабителей или воров. Мэтр де Лоншан подходил под все эти обвинения, а, кроме того, законы церкви ясно гласили: «Отлученный более не находится под защитой светских и духовных властей, не может рассчитывать на человеческую милость и, лишь вымолив прощение у папы Римского или прочих великих понтификов, имеет право вернуться к жизни среди людей».

Бывшему канцлеру не дали такой возможности. Вихрем прискакавший в порт Бертран Ланкастер решил судьбу человека, пустившего по миру две трети населения королевства, одним коротким словом:

– Повесить!

Бертрану не требовался суд, присутствие священника, предоставлявшего возможность любому преступнику исповедаться перед смертью, или даже палач. Казнить исторгнутого из лона святой Матери-Церкви мог кто угодно. Этим довольно простым делом и занялись несколько солдат из дуврской стражи.

– Пошли отсюда, – проворчал сэр Мишель, искоса наблюдая, как на верхней перекладине высокой деревянной виселицы увязывают крепкую веревку. Лоншан, охранявшийся четырьмя копейщиками, отрешенно смотрел в сторону. – Джонни, ты почему такой хмурый?

– Согрешил, – невесело усмехнулся Гунтер. – Вроде бы сказано – не укради, а я?

– Что – ты? – вытаращил глаза сэр Мишель. – Бертран забрал с корабля лоншаново золото в мешке, а запустить туда руку ты успеть не мог…

– Потом объясню, – вздохнул германец. – Только ты учти – мы теперь богатые до невозможности. Пойдем к тому кораблю, может, возьмут на борт вместо прежних пассажиров.

Сэр Мишель окликнул Гая, с удовольствием наблюдавшего за подготовкой к повешению, и господа рыцари отправились вслед за Гунтером. Хотелось, конечно, досмотреть до конца всю процедуру, да времени не было. Вот так и кончилась блестящая карьера мелкого клерка государственной канцелярии в Кентербери, ставшего благодаря своему злому гению и воле бестолкового короля Ричарда государственным канцлером и наместником Англии, исполняющим, вдобавок, обязанности архиепископа…

Дугал Мак-Лауд, мокрый и недовольный, сидел на прежнем месте, прямо в луже, натекшей с его одежды. Вид у задиры-шотландца был удрученный.

– Ну? – Дугал взглянул на подошедших Мишеля, Гая и Гунтера. – Как здоровье моего господина?

– Плохо, – развел руками Гай. – Думаю, он уже умер.

– Я его предупреждал, – тягостно вздохнул Мак-Лауд. – Надо было бежать не морем, а через Ноттингам и Йорк в Шотландию. А он хотел к Ричарду, жаловаться… И Мак-Куайри вы убили… Теперь моя очередь посушиться на английском солнышке?

– Да пошел ты… – сплюнул сэр Мишель и повернулся к Гунтеру. – Джонни, дай ему свой меч, мы с шевалье Лаудом не закончили поединок.

– Шевалье-е! – передразнил шотландец. – Какой я тебе шевалье? Не буду драться без моего меча! Ты виноват, что он утонул, теперь доставай!

– Еще как будешь! – сквозь зубы проговорил рыцарь. – Не сейчас, так потом!

– Когда – потом? – усмехнулся Дугал и встал. – Я лучше домой отправлюсь, только денег нет – чертов констебль мешок господина канцлера себе забрал.

– Тогда с нами поедешь! – неожиданно рявкнул рыцарь и глянул на спутников – согласятся ли. Гай воздел очи горе, а оруженосец только плечами пожал.

– Куда это – «с нами»? – поинтересовался Мак-Лауд.

– Сначала в Нормандию, потом в Сицилию, к Ричарду, а потом, глядишь, в Святую Землю.

– А что? – расплылся в широкой улыбке Дугал. – Поехали! Только содержание – ваше. И меч новый купите, причем шотландский. Я его сам выберу. Вот тогда и побьемся.

– На какие деньги? – возмутился сэр Мишель. – Думаешь, мы богаты, как твой покойный хозяин? Дудки!

– Богаты, богаты, – нехотя подтвердил Гунтер, протягивая на ладони мешочек с камнями. – Глядите, чего мне Лоншан подарил – двадцать пять тысяч фунтов. Мишель, есть в Руане ювелиры, покупающие камни?

– Не укради, – вздохнул рыцарь, процитировав недавние слова германца. – А ты, как погляжу, совсем у нас прижился…

На этой таинственной для Гая и Дугала фразе и закончилась история пребывания сэра Мишеля де Фармер и его странного оруженосца на берегах острова, названного некогда кельтами Альбионом.

Когг, наподобие «Блаженной Иоленты», доставил разношерстную четверку дворян и их лошадей в Руан спустя двое суток, миновавших после поимки бывшего канцлера Англии. В пути ничего интересного не происходило, хотя сэр Мишель, помня о нападении на «Иоленту», хватался за оружие при виде любого встречного корабля.

В Руане только переночевали да продали часть необработанных самоцветных камней, чтобы обеспечить себя всеми нужными вещами и, конечно, купить меч Дугалу. Шотландец, само собой, был жутким грубияном, невоспитанным хамом и вообще дикарем, но умение торговаться и выбирать лучшее из предложенного торговцем, видимо, относилось к врожденным качествам горцев. Была куплена отличная длинная клеймора, Дугал немедленно заставил хозяина лавки выгравировать на отполированной гарде имя «MacLeod», знак рода, и испробовал меч сразу, во дворе. Во исполнение обещанного он подрался с сэром Мишелем – к превеликому интересу подмастерьев хозяина лавки и Гисборна с Гунтером, наблюдавших за поединком. На сей раз норманн был бит и потребовал сатисфакции, но таковую перенесли на вечер или на следующий день. Так и повелось – весь путь до Аржантана, а потом и до баронства Фармер Мак-Лауд и сэр Мишель выясняли отношения каждое утро и каждый вечер. Гунтер вел счет, и на момент прощального ужина в хижине отца Колумбана соотношение было двенадцать к шестнадцати в пользу независимого королевства Шотландии. Пускай Мак-Лауд был постарше и имел громадный опыт мечного боя, сэр Мишель не терял надежды вскорости обойти его.

Бейлиф Аржантана сэр Аллейн д’Эмери поначалу принял младшего Фармера с друзьями без особого восторга (поиски убийц в Нормандии результатов не давали), но, увидев на представленных ему грамотах печать Кентерберийского аббатства и выслушав рассказ о событиях последних дней, несколько опешил. До провинциального Аржантана вести о столичных делах пока не дошли, и бейлиф по-прежнему считал, что канцлер де Лоншан правит страной, а внебрачный сын старого Генриха сидит в ссылке в Анжу. Больше всего бейлифа потрясла история о повешении младшим Ланкастером господина де Лоншана.