– Дворян нельзя вешать, – со знанием дела ответствовал сэр Мишель. – Нам обязаны головы отрубить. Только после королевского суда, кстати.

Оптимистичное разъяснение рыцаря о правах дворян прервал глухой удар о левый борт, галера вздрогнула, сверху, с палубы, доносились неясные крики и топот.

– Или мы пристали в каком-то порту, – откомментировал сэр Мишель. – Или на нас напали другие разбойники.

Правильным оказалось первое предположение – через несколько минут на головами находившихся в трюме людей заскрипели проржавленные петли, откинулся в сторону люк и в мрачное чрево английской галеры хлынул свет закатного солнца.

– Выбирайтесь, господа, – послышался знакомый голос сэра Уисбрича. – Раненых мы вынесем сами. Только попрошу без шуток. Все вы задержаны констеблем Дувра сэром Роджером Крэндоном за соучастие в государственной измене.

– Вот паскуда! – ахнул сэр Мишель, поднимаясь на ноги. – В государственной измене, а? Ты гляди!

Уисбрич, чье лицо маячило наверху, продолжал:

– Господа, выходите по одному и не заставляйте нас прибегать к насилию. А вот тот беловолосый нормандец, да-да, именно вы, пойдет вообще последним. Кстати, как вы развязались? И учтите, вам придется держать ответ за свои действия во время ареста перед самим сэром Роджером!

– Наверняка именно в его честь назвали пиратский флаг, – сказал Гунтер, но его угрюмой шутки никто не понял. Времена не те.

Сэр Мишель и германец действительно поднялись на палубу галеры в последнюю очередь. Следом английские солдаты вынесли раненых аквитанцев, которые не могли идти сами. Всех задержанных, среди которых был и Годфри, пока согнали к мачте. Вокруг, на корабле и на деревянном причале, толпились вооруженные люди с, как определил сэр Мишель, гербами Дувра и Чатемского шерифства на одежде.

«Мое второе путешествие в Англию и такое же неудачное, – сокрушенно подумал Гунтер. – Впрочем, нет, похуже. Сбей меня англичане тогда, был бы просто военнопленным, а сейчас я государственный преступник, надо полагать, изменивший трону, короне и монарху, которому не давал присяги. Поглядим, что получится…»

Галера стояла возле длинного деревянного причала, рядом с еще несколькими военными судами. На берегу виднелись потемневшие от сырости портовые сараи, справа находились навесы, возле которых суетились люди с корзинками и мешками – надо полагать, морской рынок – еще дальше громоздились четыре угловые башни Дуврского замка, а вокруг него были налеплены невысокие городские дома и поднимались шпили нескольких церквей. Самый обычный приморский город, разве что поменьше Руана.

Годфри был хмур, настороженно оглядывался по сторонам, а вопросительных взглядов своих попутчиков старался избегать. Никто из аквитанцев и нормандцев, ехавших с архиепископом, не знал, что Уисбрич еще до захода в порт отобрал у Годфри все бумаги за подписью Ричарда и королевы Элеоноры, и спрятал, сказав, что передаст их лично констеблю Дувра или господину канцлеру Уильяму де Лоншану. Подозрения Годфри оправдались – через своих осведомителей Лоншан узнал о прибытии нового архиепископа и принял меры. Уисбрич намекнул, что захват «Иоленты» был спланирован самим канцлером, а к задержанию архиепископа, коего теперь следовало именовать «самозванцем», были привлечены громадные силы – в проливе курсировали около двадцати кораблей, капитанам портов строжайшим приказом Лоншана было велено арестовывать всех подозрительных лиц, явившихся из Нормандии…

Когда перекинули сходни и архиепископа со свитой отвели на пристань, довольно бесцеремонно подталкивая тупыми концами коротких копий, сэр Мишель, протолкавшийся к Годфри, успел шепнуть ему несколько слов:

– Милорд, что будем делать? У нас одна надежда – принц Джон.

– Джон далеко, – проговорил в ответ граф Клиффорд. – До Лондона шесть лиг, если кому-то из вас удастся выбраться – отправляйтесь прямо к нему. Джон получил письма Ричарда и должен знать о моем прибытии…

– Эй, вы! – прикрикнул на сэра Мишеля и архиепископа один из стражей. – Помолчите! Разговаривать не велено!

Пока процессия из пленных аквитанцев и плотно окружившей их стражи двигалась по направлению к огромному корабельному сараю, стоявшему возле дороги, ведущей в город, Годфри молча стаскивал с пальца епископское кольцо, полученное еще при короле Генрихе из рук папского легата. За десять лет перстень так усиделся на пальце, что усилий пришлось приложить множество. Когда, наконец, Годфри стянул кольцо с гербом Йоркского епископата на печатке, оно незаметно переместилось в ладонь сэра Мишеля. Архиепископ молча дал понять, что, если повезет и хоть один человек из свиты доберется до Тауэра, церковный герб может послужить пропуском к принцу.

Гунтер, продолжавший осматриваться, прояснил для себя два немаловажных обстоятельства – во-первых, англичане догадались перенести с тонущей «Иоленты» на борт галеры все вещи, включая тючки сэра Мишеля, наверняка полагая, что среди них может оказаться нечто важное, и во-вторых, нашелся автомат. «Шмайссер» сейчас тащил, держа за дуло, рыжебородый охранник со знаком десятника на красной тунике. Вот только как бы отобрать у него столь драгоценное в двенадцатом веке оружие? Судя по всему, англосаксы совершенно не просекли, какая вещь им досталась и от чего погибли несколько человек во время боя на «Иоленте».

Возле сарая Годфри и его сопровождение поджидали несколько всадников. Как понял Гунтер, это был какой-то важный хмырь вместе с охраной, явившийся поглядеть на плененного архиепископа. Любопытно, что поодаль на гнедой лошади восседала дама в исключительно роскошных одеяниях. Однако саму даму никак нельзя было поименовать «прекрасной» – даже издалека было видно, что она невысокая, толстая и с отталкивающе-неприятной физиономией.

Только важный господин собрался открыть рот, как Годфри шагнул к нему, не обращая внимания на бдительно забеспокоившуюся охрану, и, ядовито улыбнувшись, сказал:

– Как я полагаю, сэр Роджер, барон Крэндон? Я жду объяснений. Вы наверняка знаете, кто я.

Всадник усмехнулся и осторожно вымолвил:

– Все объяснения будут представлены позже, сударь. Я лишь уполномочен канцлером Англии задержать человека, именующего себя Годфри, графом Клиффордом по обвинению в самозванстве и присвоении чужого титула. Титула, смею заметить, почти королевского…

– Просмотрите мои документы, – сказал Годфри, кивая в сторону стоявшего неподалеку Уисбрича. – Если вы не сможете узнать королевскую печать и подпись его величества короля, то это наверняка сумеет сделать господин де Лоншан. Как я погляжу, даже сестра канцлера здесь присутствует…

Годфри вызывающе посмотрел на толстушку, восседавшую на лошади с царственным видом, и зло улыбнулся. Дама промолчала и отвела взгляд. Констебль в это время обратился к Уисбричу:

– Сэр, этот дворянин передавал вам какие-нибудь бумаги, скрепленные государственной печатью и подписью короля?

Уисбрич с наигранным изумлением поднял брови и решительно покачал головой:

– Нет, сэр! При нем не оказалось никаких документов, тем более столь важных.

Годфри медленно развернулся к таможеннику, некоторое время пожирал его взглядом, а после выдавил:

– Merde! [14] Немедленно верните рескрипты, негодяй!

– О чем вы? – глаза Уисбрича прямо-таки светились невинностью и чистотой. – Сударь, вы, наверное, ошибаетесь.

Стоявшие позади неудачливого архиепископа аквитанцы возмущенно зашумели, а де Морлен выступил вперед и громко сказал:

– Мы все можем свидетельствовать, сударь, что находящийся здесь граф Клиффорд действительно является архиепископом Кентербери и всей Англии, а также королевским наместником. Все необходимые рескрипты короля и булла святого папы Климента должны находиться либо у графа, либо у людей, которые их насильно изъяли! Вы обвиняли нас в измене, констебль? Так вот, творимое вами сейчас и есть самая настоящая измена королю, а что хуже – святой Матери-Церкви и римскому престолу! Хотите заработать отлучение?